В спорах, о том, каким было в России начало ХХ века, сломано немало копий. Рассказы о пресловутом хрусте французской булки сменяются сведениями о тотальной бедности и неграмотности, подборки копеечных цен на продукты парируются таблицами с мизерными зарплатами.
Но если отрешиться от полемики и ознакомиться с тем, чем жила Москва и её жители в те годы, можно удивиться: если не считать техники, изменений не так уж много. Люди точно так же работали и развлекались, попадали в полицию и ездили на дачи, сетовали на проблемы с жильём и с энтузиазмом встречали праздники. «Ничто не ново под луною, / что есть, что было, будет ввек», — писал Карамзин 200 лет назад, будто зная всё наперёд.
Разговор о быте никогда не обходится без разговора о деньгах. В начале ХХ века средняя зарплата низших классов составляла около 24 рублей в месяц. Крестьяне в массе своей зарабатывали меньше, если вообще выходили «в ноль». Поэтому и не было отбоя от желающих трудиться на стройках, заводах и фабриках.
Жалование офицера и служащего средней руки составляло от 70 рублей в месяц. Служащим назначались различного рода выплаты: квартирные, кормовые, свечные, и т.п. Из мемуаров следует, что если глава семьи зарабатывал 150-200 рублей в месяц, то этих денег едва хватало для того, чтобы вести соответствующий своему кругу образ жизни.
1. Несмотря на поступь прогресса, в городе начали появляться восьмиэтажные небоскрёбы — жизнь в Москве начала ХХ века текла, подчиняясь столетиями заведенным порядкам. Вслед за празднованием Рождества шли Святки с их безудержным весельем и забавами. Потом начинался пост. Закрывались рестораны. Русские актёры уходили в отпуск, и театры заполоняли иностранные гастролёры — на них пост не распространялся. К концу поста приурочивались распродажи, их называли «дешёвка». Затем праздновали Пасху и потихоньку начинали разъезжаться на дачи, за город. Москва пустела до конца лета. Ближе к осени возобновляли работу учреждения, разного рода общества и кружки, начинались выставки и спектакли, возобновлялись занятия в учебных заведениях. Насыщенная жизнь продолжалась до Рождества. Также в году было до 30 праздников, разбавлявших даже посты. Праздники делились на церковные и царские, которые сейчас назвали бы государственными — дни рождения и тезоименитства венценосных особ.
2. Один из известных фельетонистов писал, что весеннее дачное сумасшествие неизбежно как любовь. В тогдашней Москве дача была не символом достатка — все стремились избавиться от пыли и вони родного города. Летние московские ароматы сочетали в себе запахи мусорных ящиков, плохо развитой канализации и гужевого транспорта. Из города бежали. Кто в благоустроенные поместья с артезианскими скважинами, дойным стадом, огородами и английским парком, кто, по воспоминаниям одной москвички, в плохо благоустроенный тесный дом с четырьмя комнатами внизу и тремя наверху, не считая комнат прислуги, кухни, клозетов и кладовых. Многие довольствовались пятистенком в обычном подмосковном селе. Дачный вопрос портил москвичей не хуже квартирного. Дачи тогда располагались в Кузьминках, Одинцово, Сокольниках, Осиновке, в т. н. Лосиноостровском посёлке (там сложилось своего рода ТСЖ, устроившее гимназию, пожарную часть, лавки, аптеки и т.п.), и других районах, давно ставших частью Москвы. Цены до 1910 года колебались от 30 до 300 руб. в месяц, т.е. были сопоставимы с квартирными. Затем начался их резкий рост, и даже цена в 300 рублей в месяц не гарантировала комфорта.
3. Точечная застройка это вовсе не изобретение конце ХХ — начала ХХI века, и уж точно не злонамеренная выдумка Ю. М. Лужкова. Москву сносили, перестраивали и застраивали на протяжении всей её истории при практически полном попустительстве городских властей. Традиции охраны памятников культуры ещё не существовало. Конечно же, «общество, бурно протестовало против сноса исторических зданий. Тогдашний Архнадзор назывался Археологическим обществом. Влияние его было ничтожно. Самой главной инициативой Общества было фотографирование старых зданий перед сносом за счёт застройщика. Однако даже эту мелочь застройщики и не думали выполнять.
4. Многим хотелось бы услышать в словах булгаковского Воланда о том, что квартирный вопрос испортил москвичей, обвинение в адрес революции и Советской власти. Увы, но квартирный вопрос начал портить жителей Москвы гораздо раньше. Специфика города состояла в том, что очень многие горожане жильё снимали. На долгий срок квартиры никто не сдавал — а вдруг цена повысится. Поэтому конец лета для глав семейств всегда знаменовался поиском нового жилья. Последнее снижение цен на аренду квартир было зафиксировано в 1900 году. С тех пор стоимость жилья только увеличивалась, а его качество, как нетрудно догадаться, снижалось. За 10 лет квартиры, как сейчас бы сказали, «среднего ценового сегмента» подорожали в Москве вдвое.
5. Москвичи любили праздновать, и праздновали богато и долго. Причём тогдашние идеологические и политические догмы практически не разделяли классы. В начале ХХ века придумали устроить встречу Нового года для публики победнее в Манеже. Богатые горожане заранее абонировали места и столики в ресторанах, и об их загулах в «Яре», «Метрополе», «Славянском базаре» или «Эрмитаже» долго ещё судачили в прессе и на кухнях. Трудовой люд всё больше ходил в гости друг к другу, насыщаясь спиртным в меру возможностей организм и кошелька. И тут оказалось, что «недостаточные классы» (так и писали без всяких обид в газетах) тоже могут гулять в ярко освещённых электричеством залах, с официантами, скатертями, выступлениями артистов и прочими атрибутами шикарной жизни. Характерная деталь: сохранившиеся репортажи журналистов показывают, кто уже тогда расширял пропасть между классами. Очерки акул пера получивших назначение в «Яр», буквально истекают слюной, настолько подробно их авторы описывают меню. Неудачники же, попавшие в Манеж, рассказывают не о еде, а о пьяном быдле, не ценящем «господского» обращения.
6. Роль ночных клубов в Москве начала ХХ века играли балы. Эти собрания были изрядно демократизированы. Нет, у аристократов всё оставалось по-прежнему — мамаши выводили в свет своих дочерей, а круг приглашённых оставался достаточно узким. А вот на так называемые «общественные» (устраивавшиеся различными обществами) балы проникнуть могли практически все. На таких балах, судя по описаниям газетчиков и отзывам престарелых мемуаристов, наблюдалось полное падение нравов: музыка была слишком быстрой и слишком громкой, наряды дам дышали развратом, танцевальные же движения заставляли зрителей жалеть об ушедших временах «Домостроя», кокошников и расшитых сарафанов.
7. С водой москвичи до поры до времени испытывали проблемы. Город рос быстрее, чем развивалась система водоснабжения. Не помогали ни требования устанавливать дорогие счётчики потребления воды, ни суровые наказания водовозов. Эти предприимчивые граждане перекрывали доступ к бесплатным фонтанам с водой, а набрав дармовую воду, продавали её на улицах по ценам вчетверо выше водопроводной. Кроме того, сплочённые артели водовозов не пускали к фонтанам даже тех, кто хотел набрать одно ведро воды. Жесточайшей критике подвергался инженер московской городской управы, ведавший вопросами водоснабжения, Николай Зимин. Инженер ответил на критику делом. Уже в 1904 году заработала построенная при нём первая очередь Москворецкого водопровода, и город забыл о проблемах с водой.
8. Московская полиция в начале ХХ века вовсе не состояла из тучных усатых полупьяных дядек, готовых поживиться с обывателя любой мелочью. В городовые набирали, прежде всего, людей грамотных (тогда это был серьёзный критерий) и сообразительных. Для того чтобы знать экзамен, кандидаты в городовые должны были сдать экзамен из 80 вопросов разной степени каверзности. Кроме того, экзаменаторы могли задать вопрос, ответ на который требовал не только знания инструкций, но и некоторой живости ума. Собственно обязанности городового были расписаны в 96 параграфах. Городовые сдавали экзамен по борьбе джиу-джитсу. Судя по тому, что в 1911 году делегация японских полицейских не одержала в спаррингах ни одной победы, учили российских полицейских хорошо. Получали городовые мало — оклады исчислялись от 150 рублей в год, плюс или «квартира» в казарме, либо квартирные деньги, которых хватало на угол на окраине. Способные городовые, отучившись на специальных курсах, назначались околоточными надзирателями. Тут уже и оклады начинались от 600 рублей, и квартирные платились достойные, и, главное, человек уже попадал в обойму чиновничества. Поднявшись ещё на одну ступень, полицейский становился приставом — 1400 жалованья, 700 руб. столовых и оплаченная квартира минимум из 6 комнат. Но даже такие деньги едва обеспечивали сносное существование на уровне своего круга.
9. Коррупция в московской полиции была притчей во языцех. Нецелевое расходование бюджетных средств, взятки, крышевание, потворство преступным действиям вплоть до прямого соучастия переплелись настолько тесно, что проверяющим приходилось только разводить руками. Купцы свидетельствовали, что на Пасху и Рождество собирали полицейским чинам сотни рублей, но не как взятку, а потому, что «отцами и дедами так заведено, а человек он хороший». Содержатели публичных домов перевели на счёт благотворительного фонда полиции 10000 рублей и продолжили свою деятельность. Владельцы игорных домов посчитали, что такая сумма вполне им по силам, и тоже сделали благотворительный взнос. Дошло до того, что полиция крышевала масштабное воровство товаров на железной дороге с перебиванием пломб, поджогами, убийствами и прочими атрибутами Дикого Запада. Дело шло на миллионы — только одна из компаний, страховавших грузы, понесла убытки на два миллиона рублей. Дело для полицейских закончилось лишь увольнениями. Начальник московской полиции Анатолий Рейнбот сразу после увольнения занялся железнодорожными концессиями, требовавшими миллионных капиталов. Разумеется, до этого Рейнбот жил исключительно на офицерское жалование, а буквально перед вхождением в железнодорожный бизнес удачно женился.
10. Свидетелям лавинообразного развития информационных технологий темпы развития московской телефонной сети начала ХХ века покажутся издевательством. Но для тогдашнего уровня развития техники увеличение числа абонентов на порядок за 10 лет было прорывом. В начале XX века в Москве телефонами пользовались почти 20000 частных абонентов, более 21000 предприятий и учреждений, как частных, так и государственных, и 2500 заведений общественного питания. Ещё около 5500 абонентов пользовались телефонами с параллельным подключением.
11. Позором Москвы были коечно-каморочные квартиры. Такое жильё весьма точно описали И. Ильф и Е. Петров в повести «12 стульев» под видом бывшего студенческого общежития. Любое жилое помещение перегораживалось занавесками или дощатыми стенками так, чтобы получить максимально возможное число койко-мест. Таких коечно-каморчных квартир в Москве было более 15000. В каморки вместо двух человек селились по 7-8. Скидка не делалась ни на половую принадлежность, ни на семейное положение. Предприимчивые хозяева сдавали даже «полкойки» — одну койку на двух жильцов, спавших по очереди. История иногда может быть весьма ироничной особой — по прошествии века «полкойки» превратятся в «полбагажника».
12. Главным развлечением москвичей в сезон (с августа по апрель) были театры. Особого пиетета перед актёрами или певцами москвичи не испытывали. Театральные рецензии или анонсы носили, в основном, ироничный характер. Однако театры, за неимением других видов культурного досуга, заполнялись исправно. Так было даже если во всех театрах (кроме Императорских Большого и Малого, в Москве на профессиональной основе работали ещё минимум 5-6 театров, принадлежавших либо частным лицам, либо объединениям актёров) шли откровенно провальные спектакли. Поэтому билеты старались приобрести заблаговременно. Москвичам приходилось и затемно стоять в очередях в кассы, и пользоваться различными связями для того, чтобы добыть билет или контрамарку. Конечно же, имелась сеть нелегальной торговли. Она была вскрыта в 1910 году. Оказалось, что на некоего Мориарти местного разлива, носившего скромную кличку Король, работали около 50 барышников. Они и выкупали билеты в кассах, и продавали их минимум вдвое дороже номинала через вторые руки (у того, кто предлагал билеты, при себе их не было, и в случае задержания он отделывался штрафом). Доход Короля оценивался в 10-15000 руб. в год. После ареста и осуждения Короля свято место не осталось пустым. Уже в 1914 году полицейские рапортовали о наличии новой структуры, контролировавшей продажу билетов в Большой театр.
13. Непременной частью спортивной жизни Москвы были состязания по борьбе, проходившие в специально выстроенном здании театра в Зоологическом саду. Это были шоу, настоящие соревнования проходили в цирке. А в Зоологическом саду борцы играли роли представителей различных национальностей или вероисповеданий. Обязательными участниками программы были борец-еврей и русский богатырь. «Представителей» других наций вводили в шоу, исходя из международной обстановки. В 1910 году был впервые проведён турнир по женской борьбе с призовым фондом 500 рублей. Публика, неизбалованная возможностями полюбоваться женскими телами, валом валила на схватки девиц в обтягивающих трико. Проводились соревнования лыжников, велосипедистов, футбольные матчи. Москвич Николай Струнников был чемпионом мира Европы по конькобежному спорту, но не смог защитить своё звание в 1912 году — не было денег на поездку. В 1914 году во Дворце спорта на Земляном валу прошли первые боксёрские поединки. Всего в Москве насчитывалось 86 спортивных обществ. Интересно, что проблема профессионалов и любителей существовала уже тогда, но водораздел проходил несколько по-иному — профессионалами считались не только люди, живущие на доходы от спорта, но и представители всех профессий, основу которых составляет физический труд. Чемпиону Москвы по лыжам Павлу Бычкову сначала отказались присваивать звание и вручать награду — он работал дворником, то есть был профессионалом.
14. Кинематограф приживался в Москве довольно трудно. Дело было новое, и поначалу владельцы кинотеатров устанавливали несуразные цены. Билеты в «Электрический театр» на Красной площади стоили 55 копеек и 1 руб. 10 коп. Это отпугивало зрителей, и первые кинотеатры быстро банкротились. Некоторое время фильмы демонстрировались в театрах варьете в качестве элемента программы. А когда началась Англо-бурская война, выяснилось, что среди москвичей очень популярна кинохроника. Постепенно владельцы кинотеатров стали подходить к делу с большей ответственностью — в тапёры нанимали профессиональных музыкантов, для демонстрации кинофильмов стали строить капитольные, а не «сараеподобные» здания. Да и кино развивалось семимильными шагами. Апофеозом стало открытие кинотеатра А. Ханжонкова. После не особо примечательной торжественной части зрителям продемонстрировали ролик, снятый перед началом торжества у фасада кинотеатра. Ханжонков и его специалисты успели в кратчайшее время провести необходимые процедуры и подготовить к показу. Чопорная публика мгновенно превратилась компанию узнающих себя детей, тычущих пальцами в экран. Цены постепенно установились на уровне от 15 коп. за «стоячее место», 30-40 коп. за место в средней руки кинотеатре и 1 руб. в шикарных кинотеатрах вроде «Художественного». Любители клубнички — тогда это были французские ленты — платили до 5 руб. за ночной сеанс. Билеты были входными, то есть по ним можно было провести в кинотеатре хоть целый день.
15. Первые полёты на самолётах москвичи увидели осенью 1909 года, однако француз Гайо не произвёл большого впечатления. А вот в мае 1910 года Сергей Уточкин заставил москвичей заболеть небом. Его полёты собирали тысячи зрителей. Малейшие подробности о готовящихся полётах, состоянии лётчиков и машин публиковались в печати. Газеты также рассказывали о новостях зарубежной авиации. Все мальчишки, конечно же, мечтали стать лётчиками. Стоило на Ходынском поле открыться авиационной школе, как в неё прибежала записываться вся молодёжь Москвы. Впрочем, авиационный бум довольно быстро угас. Авиация оказалась делом дорогим и опасным, и больше походила на диковинку без практического смысла. Поэтому уже в 1914 году Игорь Сикорский не смог собрать деньги для организации полёта уже построенного самолёта «Русский витязь».